| харриет данн, 26
fc marine vacth
место рождения / место проживания: денвер, колорадо / временно каспер, вайоминг, сша. семейное положение / родственники: не замужем; мэри-энн данн — мать, 52; альберт данн — отец, 57 // владельцы сети ресторанов в денвере с амбициозными планами на расширение в крупных городах. занятость: профессионально достаёт деньги из воздуха (ресторанный критик, литературный призрак, очаровательная душка и просто «если чека не будет в четверг, твоя жена узнает о том, насколько ты тупой»).
в конечном счёте и я научусь жить неплохо, и ничем, кроме того, что ты видишь во мне, уже не буду, вряд ли и тем, что ты видишь во мне.
NEVER DID NO HARM // Харриет трижды промахивается, отменяя вызов неверного номера. Гудки — протяжные, невыносимо долгие — цепляются за крючки, размеченные всхлипами; она сжимает в руках телефон, размазывая по экрану тёплую слюну. Пятый гудок обрывает сонный голос матери. Харриет молчит, сжёвывая мокрые от слёз волосы, шепчет «прости» и набирается храбрости: — Я никогда бы не подумала, — каждое слово преследует пауза и сиплый вой, — никогда не подумала бы, что... — Что он может такое сделать, я.. я не знаю, что мне делать, я не понимаю. Харриет думает: дверь заперта крепко, Дэнни, спящий на втором этаже, ни за что её не услышит (точно ли он заснул? может быть, он подслушивает из соседней комнаты? ты уверена?); она захлёбывается словами и вязкой кровью из носа, жуёт губы и кусает себя за кулак, чтобы успокоиться и замолчать. Только-только засохшая кровяная корочка лопается — Харриет кажется, что этим грохотом можно разбудить целый квартал (сейчас он вернётся и тебе пиздец, пиздец, мама, мне пиздец, прости за это, прости меня, он проснулся и всё услышал, я не знаю, что делать). Она открывает окно, выталкивает москитную сетку и цепляется ногой за розовый куст; туман повисает в воздухе мёрзлыми нитями. Харриет садится в такси и не произносит ни слова. В темноте пробегающих фонарных огней она рассматривает руки — покрасневшие, грязные (приземление на землю) — и думает о том, когда будет уместно записаться на маникюр.
NEVER DID NO HARM // Когда-то давно она читала о том, что для наибольшей убедительности нужно находиться в образе даже тогда, когда ты остаёшься один. Если вообще есть какой-то образ помимо сросшихся с лицом пластин и слов — Харриет разглядывает уродливый узор на обоях родительской гостевой комнаты, сжимая и разжимая кулаки. Перед тем, как позвонить матери, она на всякий случай ещё несколько раз бьёт себя по лицу, тычет в расплывающиеся синяки на бёдрах — болят ли? — проверяет следы, оставшиеся на шее (хорошо, что Дэнни и без того любит её душить во время секса); из сумки достаёт толстую стеклянную бутылку от дешёвой сангрии, раздвигает ноги и резко опускается вниз. «Не поморщившись», — мысль об этом доставляет ей удовольствия чуть ли не больше, чем осознание безошибочности всего плана. За несколько часов до этого Харриет просит Дэнни «выебать её по-настоящему» (конечно, ты можешь меня ударить, только не бей, как девчонка) и удивлённо отмечает, что в этот раз по-настоящему возбудилась (придётся сделать внутреннюю пометку для рефлексии). Дэнни стремительно ей надоел что-то около месяца назад, а неделей раньше ей показалось, что она увидела его с какой-то девушкой — и сразу поняла, что нужно делать, потому что только Харриет имеет право скучать. Дэнни не может быть скучно. Дэнни больше не будет скучно.
С ними всегда что-то не так — Харриет становится скучно, противно, мерзко — каждый раз по одному и тому же сценарию. Она привыкла слушать внутренний голос, иногда бьющий тревогу за несколько недель до разрыва: голос не конкретизирует, потому отношения приходится вскрывать до тех пор, пока они распоротым трупом не подцепят гнилостную вонь. Я же говорила: воняет. Кто-то требует от неё слишком многого, кто-то проявляет чрезмерный интерес, кто-то душит заботой, переходящей все разумные границы, кто-то успевает поднять голос (что дальше? ударишь меня?), кто-то наверняка изменяет (об эксклюзивности отношений Харриет никогда не договаривается сама, чтобы не ограничивать себя). Скучные, завистливые, закомплексованные, не умеющие принимать отказ, инфантильные — удивительное совпадение практически всех мужчин Харриет в один душный образ. Она улыбается недавней знакомой и говорит: наверное, со мной что-то не так. Я совершенно не разбираюсь в людях. Дело, конечно же, в том, что с ними всегда что-то не так. Различаются они лишь тем, спустя какое время совершат ошибку; Харриет проследит за тем, чтобы наказание соответствовало проступку.
OR DID I // Всё это довольно просто: знать, какой стороной повернуться к солнцу, в какой момент заговорить, а в какой — замолчать; Харриет Данн подстраивается под каждого, встраивает в воображаемый витраж чужие любимые цвета, выуживает из себя всё новые и новые детали и действительно в это верит. Лжёт виртуозно — к стенке не припереть — всему найдётся объяснение, оправдание и определение. Харриет никогда не лжёт. Харриет болтлива и молчит часами, обожает сливочный соус и мучается от непереносимости лактозы, никогда не ест после 8 вечера и питается исключительно по ночам, не выносит бессмысленные подарки и заставляет комнату цветами по случаю месячной годовщины; Харриет никогда не была в Каспере и всегда там жила, отец Харриет погиб в аварии 23 года назад и в 2017 году стал самым успешным предпринимателем в ресторанном бизнесе в штате Колорадо, Харриет экономит на стоимости кофе и на прошлой неделе заказала 5 килограмм зёрен с наценкой в 100%. Харриет Данн делает это для того, чтобы не скучать. Эмоции — промёрзшие, подгнившие — ускользают из пальцев, молниеносно истончаются, умирают быстрее, чем успеваешь поднести ложку ко рту (нужно съесть как можно быстрее); заглянешь в глаза внимательно — не увидишь ничего, кроме молочной плёнки, покрывающей белёсым слоем роговицу. Рот смят срезанной со случайного прохожего улыбкой, залакированной красной помадой (чтобы не испортилась уже через несколько часов). Если очень хорошо постараться, можно отхватить крошки с чужого стола: Харриет нащупывает контуры эмоций, пережёвывая чужие. С каждым разом это становится чуть сложнее: раньше было достаточно украсть из чужого бумажника пару купюр, исчезнуть с радаров и объявиться спустя месяц тягостного молчания, ввалиться в чужую квартиру с людьми, которых знает несколько часов. Whatever. Теперь нужно больше, намного больше: ей показалось, что от последней аферы с обвинением в изнасиловании она (почти) ничего не ощутит — пришлось добавить пункт об удержании против воли, да, пожалуй, так будет интереснее. Харриет не боится. С такими, как она (с такой, как она), никогда ничего не случается.
GIVE ME LOVE AND MONEY // — данн — семья большая и многофамильная; в каспере харриет была несколько раз по случаю семейных торжеств, а около месяца назад приехала на похороны бабушки (версия официальная); неофициально в каспере задержалась реабилитации ради: последнего мужчину, дэнни, она объявила в изнасиловании и впервые сделала это официально; — харриет родилась и большую часть жизни жила в денвере, периодически выбираясь в крупные города южнее; родители — владельцы ресторанного бизнеса, люди уважаемые и известные, приучили её к тому уровню жизни, от которого она не хочет отвыкать; — закончила факультет журналистики, самостоятельно себя обеспечить вряд ли когда-либо сможет (смотря что считать самостоятельностью — разве шантаж и вымогательство можно исключить из этого списка?); какое-то время харриет работала ресторанным критиком, начав публиковаться ещё во время учёбы в университете, затем, благодаря очередному случайному знакомству, открывает для себя стезю литературного призрака (вживаться в чужие роли ей удаётся отменно) — впрочем, ничем из этого она не занимается на постоянной основе, откуда берёт деньги на все свои запросы — не распространяется; — харриет — патологическая лгунья: делает это осознанно и скрупулёзно благодаря отменной памяти, между сочинёнными мифами переключается быстро, заболтать до отвлечения от случайного противоречия может с лёгкостью; для данн истины не существует, есть только информация, закреплённая в разговоре и взаимодействии; — совесть, страх, эмпатия (помимо когнитивной) — нет; — у харриет нет друзей (есть регулярно обновляемые знакомые, меняющиеся несколько раз в течение года): она с воодушевлением вмешивается в чужие компании и образует собственные, но неизменно начинает скучать и меняет обстановку; — харриет прекрасно осведомлена о том, что конвенционально хорошо, а что плохо, но волнует её это лишь в тех случаях, когда это нужно продемонстрировать ради какой-либо цели; — в её послужном списке мелкое воровство, шантаж любого рода, взяточничество, обвинения в изнасиловании, преследовании, удержании против воли — всё идёт на благую и единственную цель (эмоциональный опыт); в последнее время харриет задумывается о том, что она почувствует, если убьёт человека, но с подобным не торопится; — данн — дотошный стратег, без просчитанного по мелочам плана не возьмётся ни за какое дело, как бы ей не хотелось (желаниям ей противостоять всё сложнее, но пока удаётся); данн импульсивна, но, благодаря воспитанию, может держать себя в руках и контролировать видимые эмоции; — от секса особого удовольствия чаще всего не получает, рассматривает его как один из возможных инструментов или как конвенциональный способ скрасить время; — с этими мужчинами всегда что-то не так. Example: Выплюнув Фрэнсис, мир продолжает грохотать и греметь звуками и новостями; Медфорд — островок ложной тишины, Фрэнсис не ревнует. Фрэнсис это выбрала сама и сначала действительно но слышала ничего, кроме тишины, Фрэнсис не ревнует. Спустя несколько месяцев на месте отсутствия звука можно различить тонкий писк — тот, что раньше прикидывался молчанием. Сплошной обман. Тишины здесь нет, только другие звуки; когда Фрэнсис вспоминает лицо Ирвина, они становятся громче. Когда Фрэнсис видит его лицо, громкость выкручивают до максимума. Господи, это невыносимо.
Фрэнсис не ревнует, но теперь ей так кажется. (наверняка он приехал ещё и за этим)
Она опять думает: почему нельзя ненадолго себя изъять, починить и вернуть как ни в чём не бывало: без разговоров, объяснений, шуток и забавных историй. Пусть на год все бы и забыли, что была Фрэнсис Ли, а потом, взбудораженные визуальным образом, забыли и о том, что забыли. Привет, Фрэнсис! Слышала о новом главреде? Жуть, просто жуть. Какие планы на завтрашний вечер? Это же так просто.
Сложнее, когда Ирвин, наплевав на все её расчёты, смотрит как будто бы рассеянно — словно в толстую линзу, пытаясь выхватить свет и нужный участок — сидит рядом и говорит слова. Лучше бы они были злыми, ей-богу: такое она представляла себе тысячу раз (встреча, удивление, раздражение; впрочем, у Ирвина всё хорошо, потому ни времени, ни сил на долгую злость нет — здорово, что ты жива, звони). В таких мысленных сценариях Фрэнсис возвращается домой и, разумеется, никогда не звонит. В таких мысленных сценариях Ирвин похож на настоящего Ирвина не больше, чем концептуальный альбом Битлз — на музыку. В обоих случаях погрешности, которыми следует пренебречь.
Из мира воображаемых встреч Фрэнсис достаёт свою напускную уверенность, чтобы обернуть её в выцветшую тряпку и вручить Хьюзу: пользуйся, верь. Год назад ткань была злая и режущая глаза, прикоснёшься — поранишься; с каждой сменой в музыкальном магазине, каждым оборотом барабана стиральной машины всё замыливается, пока не осталось Ирвина, сидящего где-то слева, серой невзрачной тряпки и Фрэнсис, выпалившей в минуту слов больше, чем полагалось при всей уверенности. Ирвин посмотрит на подарок и поймёт: внутри ничего нет. Фрэнсис передумывает насчёт тряпки.
Ирвину нельзя быть добрым.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — Он стремится к миру, так мне говорят, и намерения его утончённей моих. Я уклоняюсь от его угодливости, от его мирного договора, в котором чересчур много чести побеждённому. — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Ирвину нельзя быть добрым. Фрэнсис молчит.
Ирвину нельзя быть добрым. Нельзя просто приехать и говорить такое, смотреть будто бы честно и взглядом вспарывать швы; Фрэнсис становится стыдно, очередной приступ злости приходится сглотнуть, как ком тошноты (жаль, что нельзя запихнуть в рот то, что из него уже вывалилось) (отступать и признаваться — для слабаков, фрэнсис, ты что, слабачка?) Фрэнсис собирает в памяти все заготовленные шутки: о Медфорде, о жизни звуков в провинции, о том, как просрать перспективы, о том, как забыть о перспективах вообще — — Занимаюсь продвижением Селин Дион. о том, как вытеснить всё из памяти в комнату, в которую можно заглядывать только по вторникам — Продаю диски, кассеты. Сижу в половине дома. по вторникам Фрэнсис закрывает кассу и идёт до дома пешком как можно дольше — Хреново справляюсь, наверное. Фрэнсис перебирает слова — подгнившие яблоки — блестящей стороной вверх, мягкий потемневший бок вниз; звучит тухло и неубедительно, но она уже не старается. Давно позабытое ощущение: тебя застали врасплох и требуют объяснений: тысячи вариантов в голове и ни одного — того самого, чтобы погладили по голове и дали конфету; Фрэнсис переводит взгляд на Ирвина (хватит, наверное) и чувствует, что уже на это силы воли уходит слишком много. — И что ты думаешь делать?
Ирвину нельзя быть добрым. Нельзя так смотреть: Фрэнсис кажется, если она к нему сейчас прикоснётся, он откусит ей палец. Зачем ещё было приезжать, раз нападать ты не собираешься, Ирвин? Минуту назад ей казалось, что она сама готова обгладывать чужие костяшки, но даже собственная злость её предала. Бедная Фрэнсис.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — «Покажи мне своё сердце, и я покажу тебе нутро глубин!» Корабль, полный живости, плывёт в мою сторону. Увы! Его пассажиры алчут моей юности.
| |